Я подал онлайн-заявку на работу в Зангиату. Но меня пригласили в «Узэкспоцентр». Оказалось, зарплату медработников уравняли, и в любом из учреждений врачи получали по 25 млн сумов.

Страха перед коронавирусом у меня не было. Думаю, к тому времени, я уже переболел, но мама все равно переживала и не хотела отпускать меня. Я сказал ей, что должен быть там.

Я шел работать из трех соображений. Во-первых, я знал, что больных очень много. Не просто так открывают центры и создают резервы на десятки тысяч койко-мест. Во-вторых, мне нужно оплачивать контракт, сидеть на шее родителей не хочется. Поэтому деньги тоже были важны. И наконец, это очень большой опыт и знакомство с новыми людьми.

Вечером 31 июля я взял диплом, документы и на всякий случай вещи и отправился в «Узэкспоцентр». Трудоустроиться вместе со мной пришли еще человек 15. Принятые на работу подписывали контракт. Его условия были простыми: оказывать качественные медицинские услуги в течение 15 дней за 25 млн сумов.

Желающих работать было много. Я бы даже сказал, что спрос превышал предложение. Знакомые спрашивали, как устроиться на работу в центр. Думаю, это связано с зарплатой. Все-таки в поликлинике платят 1,5 млн сумов в месяц, а здесь всего за две недели можно заработать в 16 раз больше.

Большинство медработников в центре были в возрасте до 35 лет, но также встречались врачи пенсионного возраста. Наверное, я был одним среди немногих, с небольшим опытом работы. Сразу после окончания бакалавриата я работал в поликлинике врачом: принимал и лечил пациентов, ходил на вызовы.

Несмотря на то, что у всех пациентов в «Узэкспоцентре» была пневмония, их лечили врачи разных специальностей. Среди них были как терапевты и врачи общей практики, так и более узкие специалисты.

Дело в том, что за шесть лет обучения в вузе студент изучает практически все возможные дисциплины, включая фтизиатрию, реаниматологию, психиатрию, инфектологию. Поэтому врач общей практики может работать в распределительном центре.

Нас разместили в общежитии Ташкентского университета информационных технологий фактически напротив работы по 2-3 человека в комнате. Со мной жили медработники и военные, под чьей охраной находился распределительный центр.

Условия в общежитии были нормальными. Меня определили в ночную смену, поэтому мы не нуждались в чем-то особенном. Нам нужно было только время на сон и прием пищи. Автобус отвозил нас на смену и привозил обратно.

Первые дней 10 мы работали по 8 часов – с полуночи до 8 утра. Затем нас перевели на 12-часовой рабочий день. Это далось тяжело. Мы спали не более 2-3 часов в сутки. Я предполагаю, что нам добавили рабочие часы, т.к. частая смена лечащих врачей тяжело переносится пациентами, ведь один врач – это одно мнение, свой взгляд на пациента. Да, мы лечим по стандартам, но пациентам все равно тяжело адаптироваться, если врач меняется часто. Поэтому скорее всего, было удобнее увеличить рабочий день для комфорта больных.

Я работал в первом из восьми отделов – в реанимации. В начале смены врач дневной смены описывал состояние моих пациентов, после чего ответственность за их жизнь нес я.

В разное время у меня было от 4 до 15 пациентов. Все они были тяжелыми, каждый нуждался в уходе. Конечно, были медсестры и санитары, но больные не всегда стабильны. У них может подняться температура, наблюдаться изменения давления и сатурации (насыщение крови кислородом – ред.). Нужно вовремя среагировать, сделать назначение и оказать помощь. Лечение необходимо контролировать, чтобы больные поправлялись.

Всех больных привозили на машинах скорой помощи. Сколько человек прибывало в день, сколько человек выписывали – я не знаю. Честно говоря, смотреть, что происходит у других, времени не было. Мы смотрели за своими пациентами, хотя поначалу их не было много. Когда число больных увеличилось, набрали больше врачей. В среднем на каждого врача приходилось по 8 пациентов.

Помимо этого пациентам необходимо лечение. Мы лечили по принятым стандартам. В зависимости от ситуации меняли дозировку, добавляли или убирали препараты. Использовали аскорбиновую кислоту, антибиотики, отхаркивающие препараты, препараты для разжижения крови и противовоспалительные.

Я не видел, чтобы у пациентов брали анализ на «ковид». Когда их доставляли, нам нужно было стабилизировать их состояние. Можно было сдать какие-то простые анализы и сделать рентген. Рентгена достаточно для первичной диагностики и оказания помощи, но его всегда назначают по рекомендации врача. Несмотря на то, что люди боятся рентгена и облучения, за день под солнцем Узбекистана они получают достаточно сильное рентгеновское облучение.

В принципе анализ на коронавирус в тяжелом состоянии не нужен. Кроме того, не у всех пациентов с пневмонией тест показал бы положительный результат. В разные этапы заболевания чувствительность теста разная, поэтому через некоторое время болезни ПЦР может быть отрицательным.

Пациенты в реанимационном отделении долго не находятся – максимум три дня. Мы стабилизировали их состояние и далее их отправляли в другие отделения.

Были ли критические ситуации? То, что пациенты постоянно находятся в тяжелом состоянии, это сама по себе критическая ситуация. Некоторые больные были на волоске от смерти. Мы спасали их, возвращали к жизни.

Я общался с теми, кто терял пациентов. Это довольно тяжело. Для врача это тоже стресс – не только для родных. Но умирали нечасто. У меня, например, никто не умер.

Психологическую поддержку врачам никто не оказывал. Все, кто шел работать в «Узэкспоцентр», знал, куда идет и на что идет. В принципе я не знаю, нуждались ли врачи в такой помощи. Но мы сами могли оказать психологическую помощь пациентам, если они в этом нуждались, ведь за шесть лет в вузе мы проходили медицинскую психологию. Мы знаем: хорошо настроенный пациент идет на поправку.

За время работы у меня сильно сбился режим. Потребовалось пять дней, чтобы восстановить его. Больше никаких изменений не было.

В интернете были фотографии врачей с окровавленными следами очков вокруг глаз. Не знаю, сколько и насколько плотно нужно носить их, чтобы так повредить кожу. У нас первые дни маски сильно натирали над ушами, было больно. Затем мы начали подкладывать под петли марлевые салфетки, кто-то дополнительно натягивал резинку на затылок.

В костюме не было жарко, потому что я работал ночью. Наверное, тяжелее всего пришлось сотрудникам скорой помощи. У нас же круглосуточно работал кондиционер. Конечно, в такой одежде не очень удобно, но это все-таки защита. Она не может быть такой же удобной, как, например, спортивный костюм.

Я считаю, что сами по себе противоэпидемические меры оправданы. Но поведение некоторых людей как во время карантина, так и во время смягчения было халатным. Например, ношение масок на подбородке, свадьбы, посиделки. Люди толпами ходили друг к другу в гости, без масок. Это способствовало быстрому распространению вируса.

Я понимаю, что долго сидеть на карантине невозможно. Это нецелесообразно экономически, но некоторое время самоизоляция была необходима, чтобы открыть тот же самый «Узэкспоцентр». Подготовка, закупка лекарств – все это требует времени. Люди должны были посидеть дома некоторое время.

Думаю, в целом система здравоохранения справилась. И пока что справляется. Но это еще не конец.

Я бы хотел, чтобы люди не относились к своему здоровью халатно. Нужно правильно питаться, быть физически активным. Это основа здоровья. Неправильное питание приводит к огромному количеству заболеваний, даже к «ковиду». Конечно, нельзя исключить генетический фактор как составляющую болезней. Но невозможно исключить и образ жизни.

Люди едят слишком много жирной и сладкой пищи, поэтому у нас так много больных диабетом, ожирением и сердечно-сосудистыми заболеваниями. Питание зависит от самого человека. Позаниматься хотя бы пять минут в день несложно. Да, это мало, но большая часть населения не делает и этого, зато ест плов в 6 утра.

Я мечтаю быть счастливым, и как ни странно, для этого нужно здоровье.