Узбекистан уже две недели живет в режиме ограничений из-за распространения новой коронавирусной инфекции. Со дня регистрации первого случая COVID-19 врачи Научно-исследовательского института вирусологии, куда поступила основная часть инфицированных, жили в клинике в течение двух недель.
29 марта 71 медработник НИИ вирусологии сдал смену коллегам и отправился на реабилитацию и отдых в пансионат «Олтин олма» в Бостанлыкском районе Ташкентской области.
«Газета.uz» побеседовала с заместителем главного врача НИИ вирусологии Махмараджабом Рахмоновым о том, как Узбекистан готовился к появлению в стране коронавируса, врачебном долге и героизме медработников.
— Когда Узбекистан начал готовиться к коронавирусу, как велась эта подготовка?
— Подготовка к коронавирусу началась с выявления инфекции в Ухане. Узбекистан как член Всемирной организации здравоохранения поддерживает связь с международным сообществом и получает данные о распространении вируса со всего мира.
Когда вирус начал распространяться в Ухане, мы начали готовить запасы лекарств, медицинское оборудование, аппараты искусственной вентиляции легких (ИВЛ), системы индивидуальной защиты, боксы для госпитализации больных в случае выявления коронавируса.
Первый пациент в Узбекистане был зарегистрирован только 15 марта. Женщина прилетела из Парижа. К этому времени вирус начал распространяться во всем мире. Когда инфекция регистрируется на всех континентах, ВОЗ объявляет пандемию.
Мы готовились совместно с МЧС, Агентством санитарно-эпидемиологического благополучия и другими ведомствами. И слава богу, у нас не так много летальных исходов, как в Китае. Если бы мы не готовились, история была бы другая. Благодаря принятым мерам процент заболеваемости по отношению к численности населения у нас остается низким.
— Расскажите, пожалуйста, о встрече с первым пациентом.
— Она сама обратилась к нам, потому что она врач. Она знает о болезни и читает о ней. Она пришла, сдала анализы у нас. До этого она, к сожалению, была на мероприятии. Контакт был большой. У женщины была слабость, редкий сухой кашель, одышка. 29 марта она уже готовилась к выписке.
— С момента регистрации первого случая и до вчерашнего дня вы постоянно находились в Институте вирусологии? Расскажите о темпе своей работы и нагрузке.
— Мы не покидали клинику в течение 14 дней. С семьей каждый общался только по телефону. В пансионат «Олтин олма» нас привезли вчера на реабилитацию, которая включает в себя отдых и соблюдение условий карантина.
Прежде чем попасть сюда, мы сдали анализ на коронавирус. Результат у 71 сотрудника отрицательный. На 11−12-й день карантина мы сдадим контрольный анализ крови, и если мы все здоровы, нас отправят домой.
Никто не знал, что в мире распространится коронавирусная инфекция. Наш институт не предназначен для карантина. Мы разделили клинику на две зоны: на «чистую» зону и «грязную». «Грязной» зоной считалась та часть клиники, где находились больные. Медработники находятся в этой части в специальных защитных костюмах, оказывают пациентам помощь и лечат их в униформе.
В «чистой» зоне мы отдыхали. Иногда было тяжело, потому что все больные — это внеплановые больные. Приходилось спать по 4 часа, работа была напряженной, потому что это был первый наплыв. У нас было 111 человек контактных. С ними нужно было работать. Врачи, медсестры и санитарки старались. Сейчас ситуация уже потихоньку нормализуется.
Сейчас работает смена врачей во главе с директором института Эркином Мусабаевым и главврачом. Руководство института работает с 15 марта без выходных, как работал я. Но отдыхать они пойдут только после того, как я вернусь с реабилитации.
Многие сотрудники, которые сейчас проходят реабилитацию, уже хотят вернуться в НИИ вирусологии, потому что это наш врачебный долг. Если не мы, то кто? Тем более, мы вирусологи, наш институт головной, мы занимаемся научной патологией, это наше дело.
Никаких жалоб со стороны сотрудников в те две недели карантина не было. Все сотрудники молодцы! Все остались на местах, потому что они знают, что они врачи, вирусологи, инфекционисты, они знают, что это их обязанность и долг. Никто из медработников не предъявлял никаких претензий, но по глазам было видно, как все устали. Мы не говорим устали или не устали. Мы понимаем, что это наш долг. Я 28 лет служил за родину до звания полковника, но я не говорю, что я военный пенсионер. Наверное, после карантина я немного отдохну, а потом пойду работать.
Хорошо, что нас отправили в этот пансионат. Я за это благодарен нашему министерству и правительству. Когда человек безвылазно находится на работе 15 дней, он психологически устает. Поэтому нужно меняться каждые две недели. Отдых нужен, чтобы снять стресс. Стресс снижает иммунитет, а нам нужно быть здоровыми.
Вчера нам выделили материальную помощь в хорошем размере, был ценный подарок со стороны Минздрава и правительства, нас разместили здесь в элитной зоне отдыха — за это спасибо, раньше такого не было.
В дальнейшем мы будем укреплять свое здоровье и здоровье народа. Если мы будем работать в таком темпе, то быстро победим болезнь.
— За 28 лет вашей карьеры случалось ли вам сталкиваться с чем-то похожим на эпидемию коронавируса?
— Я работаю с инфекционными больными 30 лет. Такого масштаба не было. Последние 50−60 лет в мире не было пандемии. Когда были холера, чума и испанка, такое случалось. Я участвовал во многих вспышках локального характера, но пандемии не было.
Врачи НИИ вирусологии провожают первых выздоровевших от коронавируса пациентов. Фото: Минздрав.
— В каком состоянии находятся пациенты? Есть ли те, кто в тяжелом состоянии?
— Больные делятся на три категории: удовлетворительное состояние, средней тяжести и тяжелые пациенты. Тяжелые пациенты, в свою очередь, делятся на две категории: это стабильно тяжелые и крайне тяжелые, которых необходимо подключать к аппарату искусственной вентиляции легких.
У нас был один пациент на ИВЛ. Ему было 39 лет. Он поступил к нам слишком поздно из Научно-исследовательского института эпидемиологии, микробиологии и инфекционных заболеваний. Его подключили к ИВЛ еще там. Через пять часов после поступления в наш Институт вирусологии пациент умер.
— Расскажите о лечении пациентов с коронавирусной инфекцией. Как вы лечите больных в тяжелом состоянии?
— Это интенсивная терапия инфекционных заболеваний. Это целая профессия. Каждую минуту действия врачей могут меняться. Все зависит от состояния пациента. Здесь нужен профессиональный подход.
Коронавирусная инфекция, в основном, поражает легкие, у тяжелых пациентов наступает легочная недостаточность, легкие не могут дышать сами и не расправляются. Тогда кислород подается через ИВЛ.
Если нет вакцины и нет препарата, который лечит заболевание, то важно проводить патогенетическую терапию (устранение или подавление механизмов развития болезни). Мы ее и проводим.
Также важны противоэпидемические мероприятия, о которых подробно расскажут в Агентстве санитарно-эпидемиологического благополучия (АСЭБ). От коронавируса вакцины нет, поэтому важно проводить противоэпидемиологические мероприятия.
Всемирное сообществе медиков проводит исследования для разработки вакцины и препаратов. Пока такие исследования у себя в институте мы не проводим. Сейчас мы не в том положении. Нам нужно лечить больных. Но все научные данные мы, разумеется, сохраняем. Затем будем проводить их анализ.
— Министерство здравоохранения заявляло, что в лечении пациентов с коронавирусной инфекцией Узбекистан придерживается стандартов ВОЗ. О каких стандартах идет речь?
— Национальный протокол лечения не разработан еще ни в одной стране, потому что инфекция новая. Но мы основываемся на опыте Китая, России, Южной Кореи. Китайцы выпустили руководство по лечению пациентов с COVID-19 и распространили по всем странам через ВОЗ.
Мы держим связь с врачами Китая. Есть международные ассоциации врачей, куда врачи Узбекистана имеют доступ, участвуют в конференциях и обмениваются с ними опытом.
Стандарты ВОЗ в основном касаются эпидемиологических мероприятий. В данный момент нет противовирусного препарата для лечения. Лечебный процесс — это интенсивная терапия. Основные рекомендации ВОЗ — это локализация вируса.
— Как вы общаетесь с близкими и как они относятся к тому, что вы взаимодействуете с пациентами с коронавирусом?
— Только по телефону. Никаких встреч, никаких контактов. Естественно, близкие всех врачей, медсестер и санитарок переживают, спрашивают, как самочувствие. Но они понимают, что это долг.
Я сам человек военный, постоянно был в командировках. Моя семья знает, что такое воинский долг и долг перед родиной. В моей семьей относятся с пониманием.
— Было ли вам страшно за себя, пациентов или систему здравоохранения?
— Нет, потому что мы были готовы. Мы готовились со времени Уханя. Психологически, морально и материально мы были готовы.
— Всего ли хватает в медучреждениях для лечения пациентов и для защиты врачей?
— За свою клинику могу сказать, что все в достатке. После того, как создали оперативный штаб при Минздраве, мы подаем заявку через штаб и быстро получаем все лекарства и медицинскую аппаратуру. Сначала были проблемы, потому что было массовое поступление инфицированных. Первый наплыв всегда самый тяжелый.
— Есть ли какие-то опасения из-за возможного дефицита?
— Дефицита я не вижу. Издан указ, чтобы все организации, выпускающие защитные костюмы и маски, приостановили экспорт продукции и производили ее только для нужд нации. Я не переживаю, что будет дефицит, потому что все планомерно.
— По последним данным, в стране 149 зарегистрированных случаев. 11 из них — это медработники. Как столько врачей заразились?
— В КНР и Италии тоже очень много. Кто возьмет на себя удар, если не медработник? Они работают с полной самоотдачей и не боятся инфекции. Если бы они работали иначе, тогда увеличилось бы количество больных и смертей.
— Можете ли вы сделать какие-то прогнозы по распространению заболевания?
— Ничего не могу сказать и никто ничего сказать не может. Ситуация меняется каждый день. Никто не ожидал, что в Италии ситуация сложится так, как сложилась.
Есть эпидемиологический отдел при АСЭБ, который занимается расследованиями эпидемиологической ситуации. На основании этих расследований они делают выводы. Один человек не может делать прогноз.
