Лазизе Тулагановой 25 лет. Художница окончила Республиканский художественный колледж имени Бенькова и Национальный институт художеств и дизайна имени Камолиддина Бехзода. Её первая персональная выставка «Адамово ребро» открылась в апреле 2019 года в галерее Bonum Factum.
Осенью 2021-го живопись ташкентской художницы представили в московской галерее Flor Et Lavr. Сольная экспозиция, которая стала дебютом Лазизы Тулагановой за пределами Узбекистана, получила название «Гардероб эмоций». Тема чувств и эмоций в живописи не оставила равнодушной московскую публику — практически все работы были распроданы. Одну из картин — «Лето» — приобрела известная российская актриса, режиссёр и сценарист Рената Литвинова.
— Сколько из прожитых вами лет вы ощущаете себя художником?
— Профессиональным? Лет 15.
— Что это за ощущение?
— По-другому видеть, наверное. Слышать. Думать.
— В какой момент вы поняли, что художник — это ваша профессия?
— Недавно поняла, потому что у меня не было уверенности, что я стану художником, когда вырасту. Всё само собой происходило. Я делала то, что мне нравилось, и не задумывалась о том, будет ли это моей профессией, как я буду зарабатывать.
— Людям, которые хотят связать свою жизнь с творчеством, живописью, вы бы посоветовали обратить внимание на образование?
— Конечно. Если человек захочет стать профессиональным художником, он изначально должен понимать, что это нелёгкая профессия. Надо будет таскать тяжёлые вещи, подрамники делать, ходить в жару на этюды. На втором курсе, например, у нас была практика в горах. Условия ужасные, просто игра в выживание.
Эти и другие сложности нужно учитывать. И только когда человек понимает, что готов всё преодолеть, идти дальше.
— Правда, что вы поступили в магистратуру, но учёбу не продолжили?
— Да, я поступила, заняла первое место. Но мой новый наставник посмотрел мои работы и сказал: «Так писать ты больше не будешь. Будешь писать так, как я хочу». Я извинилась, ответила, что мне такой подход не подойдёт.
— А в бакалавриате вашим наставником был Джавлон Умарбеков. Какой самый главный урок он вам преподал?
— Творить свободно. Многие академики пытаются держать студента в определённых рамках, а он, напротив, говорил: «Пишите, как хотите. Не бойтесь испортить — можно заново написать». К каждому студенту находил индивидуальный подход.
В художественном колледже мне было сложно, потому что, в основном, там учились ребята из специализированной школы, а я была из обычной. Мой учитель всегда говорил: «Ты должна перевестись в музееведение. Живопись не твоё». А я ночами сидела, помню, пыталась что-то писать. Глаза видят, что есть рефлекс, светотени, а руки не могут. В такие моменты я портила работы. Потом параллельно начала с другим художником заниматься, чтобы подняться на уровень этих ребят.
Ещё помню, когда пришла в колледж к учителю, чтобы пригласить его на свою выставку, он очень удивился: «Ты что ли?»
— Пришёл?
— Нет, не пришёл. Но из 25 студентов только я продолжила заниматься станковой живописью и делаю это до сих пор.
— Я посмотрела большое количество интервью с разными художниками, и почти в каждом они говорят, что самое главное на творческом пути — развиваться. Что вы вкладываете в это слово?
— Развиваться значит не только сидеть и рисовать в мастерской. Надо смотреть старые и новые фотографии, фильмы, читать побольше. Художник — это не узкое направление. Важно развивать насмотренность, вкус. У человека с таким запасом будут получаться достойные работы, которые имеют смысл.
— Расскажите, пожалуйста, про обстановку, в которой вы работаете. Какую роль то, что вас окружает, играет в самом процессе?
— Недавно задавали похожий вопрос: получается ли у меня писать, когда грустно. Получается. Если хочется творить, то можно делать это в любом месте, обстановке.
[Музыке] в последнее время предпочитаю аудиокниги. Совмещение приятного с полезным очень помогает. Сейчас слушаю Джека Лондона «Маленькая хозяйка Большого дома».
— Обратила внимание на то, что большинство ваших женских образов — безликие. Это особенности стиля или что-то за этим всё-таки есть?
— Точно не знаю, почему я так делаю. Бывает, что кто-то видит мою работу и говорит: «Это я». Если бы там были детали лица — губы, глаза — узнавания не произошло бы. Наверное, я пишу своих героинь безликими, чтобы каждый человек мог увидеть себя.
— У вас есть картина, которая называется «История сильной женщины». Кто её героиня?
— Моя бабушка. Она осталась с двумя детьми, без мужа. Работала сразу на нескольких работах, поэтому дома не так часто бывала. Мама рассказывала, что они с братиком — им было по 11−12 лет — жили в квартире вдвоём. И им было сложно, и бабушке. После смерти дедушки она больше не выходила замуж. Посвятила себя работе и детям.
— А себя вы считаете сильной?
— Стараюсь, конечно. Ещё не было такого случая, чтобы проверить это. Надеюсь и не будет. Не думаю, что я такая сильная, как моя мама или бабушка.
— Ваша московская выставка называлась «Гардероб эмоций». Какую эмоцию вы сами чаще всего носите?
— Нейтральную, наверное. Хотя больше, конечно, позитивную.
— Насколько вы эмоциональный человек?
— На все 200%. Волнуюсь я или грущу — воспринимаю всё как будто сильнее.
— Вам как художнику это помогает или мешает?
— Нет, не мешает. У меня есть работа «Монолог». Сильная. Я её писала, когда мне было очень грустно. Люди, которые её видели, чувствовали мои эмоции. Тогда я поняла, что можно не сидеть, когда грустно, а пользоваться этим тоже.
— Рената долго ходила по выставочному залу, смотрела работы?
— Относительно да. Сидела, рассматривала, приобрела одну картину — «Лето».
— Она её сразу выбрала?
— Да, как зашла. Я предложила ей выбрать любую другую работу, потому что «Лето» была написана на мешке из-под картошки, которые я собирала по базарам, подрамник кривой, с дырочками. Мне было неудобно. Но Рената сказала, что заберёт только её.
— Рената объяснила, чем работа её зацепила?
— Ей стало тепло от этой работы.
— Книгу «Северный ветер» она с собой привезла специально, чтобы вам подарить?
— Да, было приятно. Неприятно то, что Земфира сидела в машине, и я об этом не знала. Наши ребята вышли проводить Ренату и сказали, что Земфира сидела в машине, а она — мой кумир. Я потом вышла, постояла на том месте.
— На выставке в Москве проходили встречи с посетителями, на которых вы рассказывали о своих работах. Насколько вам близок этот подход?
— Не знаю… В выставках я не особо люблю участвовать, но там всё было очень легко из-за того, что публика позитивно принимала.
Подход, конечно, новый. Каждые два часа приходит новая группа людей. Физически устаёшь, повторяя одну и ту же историю. Но не говорить тоже нехорошо. Всё-таки автор должен давать какой-то комментарий, хотя бы направлять чуть-чуть зрителя.
— Какой самый приятный комплимент вам сделали?
— Это немного странно, но мне было приятно, когда человек заплакал, увидев мою работу. Значит, я смогла донести до этого человека эмоции, потому что цель у выставки была именно такой.
В целом, реакция посетителей была неожиданной. Приняли хорошо, с уважением. Не ожидала, что так будет.
— Зачем сегодня художнику выставки, когда есть Инстаграм?
— Инстаграм — это просто фотографии. Они искажают цвет, форму, перспективу. Лучше видеть [картины] в жизни, ощутить, тем более эмоции так лучше воспринимаются.
— Вы когда-нибудь писали по фотографиям?
— Никогда. Это халтура.
— Повторяете свои работы?
— Нет, нельзя. Каждая работа индивидуальна. Исключением может быть такая серия, как мои махалли, где работы похожи друг на друга. Но именно фигуративные композиции должны быть в единственном экземпляре.
— В Ташкенте есть конкуренция среди художников?
— Здоровой конкуренции, думаю, нет.
— Вам её не хватает?
— Не знаю. Я не думала об этом.
— А критики?
— Людей, которые действительно разбираются [в искусстве], у нас очень мало, поэтому критики тоже нет. Дискуссии, обсуждения у меня происходят с подругой-художницей Нигиной Мирзаджановой. За взглядом со стороны могу обратиться к художнику Джаме Адылову, педагогам. С другими не обсуждаю и не критикую.
— У вас есть цель? Вы представляете, где будете через три года, пять лет?
— Я очень люблю играть в шахматы. Без плана, стратегии — как получится. Также, наверное, и в жизни. Я не строю колоссальные планы. Иду туда, где удачно получается.
Самая главная цель в жизни — остаться в истории. Чуть-чуть.
— Истории мировой или Узбекистана?
— Конечно, хотелось бы мировой. Посмотрим, как пойдёт.